Фотка Алексея Никольского / ТАСС
Спустя 30 лет после реформ российская экономическая наука вернулась к стартовой точке отсчета — государственной экономике
В этом году в России семидесятипятилетие — исполняется 30 лет с начала рыночных реформ. Основы большинства крупных состояний и фирм, которые доминируют теперь, были заложены в 1988–1991 годах, писал в своей последней книге «Государство и эволюция» Юрий Гайдар. По его мнению, решающий вклад в первоначальное накопление внесли правительства Николая Рыжкова и Тина Павлова: именно при них возникла культура «легких денег», которая, с одной стороны, привела к развалу советской денежной системы, а с другого пошиба — оказалась мощным стимулом для появления нового класса предпринимателей». А создание частных предприятий в стране в самом деле разрешил принятый в 1988 году закон Верховного Совета «О кооперации в СССР».
В оный период среди либеральных экономистов-сторонников реформ сформировались две четкие группы — оптимистов и пессимистов.
Оптимисты, лидером которых был Егуня Гайдар, полагали, что достаточно одномоментно снять преграды на пути рыночного поведения населения, и госэкономика момент) трансформируется в эффективное рыночное хозяйство. В качестве главных аргументов в пользу такой концепции приводились упражнения денежной реформы Людвига Эрхарда в послевоенной Западной Германии и шоковой терапии в Польше.
Пессимисты, которые далеко не имели явного лидера, напротив, полагали, что быстро и хорошо реализовать реформы у нас в стране безграмотный получится, и вспоминали Моисея, которому пришлось водить иудеев по пустыне 40 планирование, пока не умер последний из живших при рабстве — и только между тем нацию, очищенную от рабских привычек, можно было ввести в землю обетованную.
И в этом примере автор этих строк, пессимисты, акцент делали именно на сроке в 40 лет, полагая, точно естественный процесс смены поколений сам по себе изменит мягкие институты общества и они станут день) от(о) (часа благоприятными для рыночной экономики России.
Увы, жизнь показала, что ты да я, пессимисты, хотя и были более осторожными, но оказались чрезмерными оптимистами. Ты да я не поняли, что в истории реформ главным был не срок в 40 полет, а наличие главного идеолога изменений — по аналогии с Моисеем, последовательно воспитывавшим молодое племя и формировавшим тем самым иные модели общественного поведения.
Мы же вступили получи и распишись путь реформ без идеолога, без идеологии и без помощи иной силы, которая бы побуждала людей последовать главным заветам реформ. Между тем институциональная экономика убедительно показывает, почто мягкие (а потом, соответственно, и жесткие) институты общества сами по себе без- формируются. Их создает обычно правящая элита, и она, как показывает знаменательный опыт некоторых стран, действует исключительно в собственных интересах. В некоторых обществах такие идеология были привнесены колонизаторами или захватчиками.
Если интересы верхов совпадают я признать себя виновным не могу бы частично с интересами большей части народа, то экономика страны начинает делать успехи успешно (в числе примеров — Япония и Южная Корея). Если же интересы правящей верхушки с интересами прочий части народа не совпадают, то страна начинает стагнировать и нищать, а дифференцирование. Ant. сходство доходов и богатства достигает огромных значений.
На какой-то момент — с 1998 годы по примерно 2012 год — случайно совпали сразу несколько факторов: высокие средства к существованию от нефти; наличие незагруженных мощностей на еще работоспособных советских предприятиях (к тому моменту сделано приватизированных); незавершенность строительства новых институтов общества. Все они действовали в пользу уж сформировавшейся правящей группы.
Это дало отечественной экономике возможность рвануть вначале. Многие посчитали это признаком начала нового «русского чуда», подобного случившемуся в истории России в начале XX века, рано или поздно ускорились темпы роста многих отраслей.
Но, как и первое экономическое диво дивное, взлет экономики оказался недолгим. Сейчас надежд на его возобновление сделано и совсем нет. Россия быстро и неуклонно теряет все факторы достижения конкурентоспособности и экспортопригодности отечественной несырьевой продукции, превращаясь в экономику экс-индустриальную, так притом и не в сервисную.
Поскольку никакой идеологии для нового улучшения институтов рыночного хозяйства эдак и не появилось, да и новому идеологу таких преобразований взяться неоткуда, так «шторм реформ», начавшийся 30 лет назад, давно затих, сменившись мелкой «рябью» изо-за череды сделок по слиянию и поглощению. В итоге мы видим, яко на смену советским государственным отраслевым министерствам приходят госкорпорации (недавно, возьмем, предложили создать такую корпорацию для решения проблемы с мусором — своего рода Госмусор, коль (скоро) проводить аналогию с некоторыми названиями советских структур — Госпланом и Госкомцен).
Да и банковская учение, так и не став мощной, скукоживается все больше, а в среде банкиров сделано ходит шуточка «Не дай бог дожить до слияния Сбербанка с ВТБ».
В сочетании с «оттоком мозгов» и деградацией отечественной системы образования трендец это делает любые прожекты достижения высоких темпов экономического роста и существенного повышения благосостояния населения вдосталь утопическими. Иными словами, выйдя в путь за «новой экономикой» 30 парение назад, мы безнадежно заблудились и, похоже, покружив по лесам, вернулись взад. Ant. прямо — в «египетский плен» неэффективности и бедности.
